Это признают сами же наши начальники. Косвенно, конечно. Когда ругаются с коллегами из недружественных стран. Главные наши недружественные страны на сегодня – Белоруссия и Грузия. По правилам международного хорошего тона, когда хочется приложить недругов, то говорят, что у них плохой (вариант: преступный) политический строй или там режим.

 

Но наши вожди обличают вовсе не режимы, а только конкретных начальствующих лиц.

 

«При нынешнем руководителе у нас не может быть нормальных отношений с Грузией. Но это не значит, что такие отношения не могут быть восстановлены практически в полном объеме… когда во главе Грузии встанут другие люди… Я уверен, что впереди у российско-грузинских отношений лучшие времена». Так сказал президент Медведев, выражая, судя по всему, общую с премьером Путиным точку зрения. Согласитесь, что-то из пацанского обихода в этом чувствуется. С Саакашвили не водимся, а с другим пацаном вместо него – почему бы и нет? Режим свой тбилисский можете даже и не менять.

 

Замените начальника – вот не любим мы его, и дружба снова возможна и даже вероятна. Такой же тон и в отношениях с официальным Минском. По крайней мере, на уровне первых лиц. Сериал «Крестный батька», обличающий ужасы диктатуры, – это независимый крик души группы работников негосударственного телевидения.

 

А у высших наших руководителей претензия всего одна – к сугубо личной порядочности Александра Лукашенко. За закрытыми дверями торжественно обещал признать Абхазию и Южную Осетию, а потом взял и не признал. Разве это по-честному? Разве так поступают хорошие пацаны? И уже несколько недель главы двух держав напрямую и через помощников спорят, обещал или не обещал, торжественно или не торжественно, а также обмениваются мыслями о возможности напечатать подлинную стенограмму этих собеседований.

Если действительно войдет в обычай публиковать все, чем главы различных стран обмениваются друг с другом не под телекамеры, то это станет крупнейшим актом открытой политики с тех пор, как большевики напечатали тайные договоры свергнутого ими режима. В тот раз эта практика очень быстро и надежно прекратилась. Однако разговор не о том, кто что сказал в кругу соратников по ОДКБ, а о всеобщей инфантильности нашего государственного политического стиля. Для которого в мире нет плохих и хороших режимов, а есть хорошие и плохие начальники стран. Официальная Москва строит отношения не с боливарианской Венесуэлой, а с Чавесом – отличным мужиком.

 

Не с Пятой французской республикой, а с Саркози – приличным, в сущности, человеком.

Не с Украиной, а сначала с плохим Ющенко, а теперь – с хорошим Януковичем. Кстати, Янукович тоже когда-то давал понять, что признает Южную Осетию и Абхазию, а, став президентом, передумал.

Но ведь хорошему человеку запросто прощается то, что нехорошему с рук не сойдет. Так откуда идет этот инфантилизм – напрямую от наших вождей или от всего нашего государственного уклада?

 

Что касается Путина, с его любовью к трициклам, экзотическим животным, боевым самолетам и вообще любым объектам, пригодным для игр, то в некоторой детскости ему, конечно, не откажешь. Но не надо ее и преувеличивать, тем более что Медведеву, например, она свойственна явно меньше.

 

Они не видят вокруг государственных систем и политических режимов просто потому, что ничего подобного не видят и у нас дома. А дома у нас только начальники и ничего похожего на упорядоченный государственный строй. Когда говорят о политическом строе – демократическом, диктаторском или каком угодно, то подразумевают какой-никакой установившийся порядок, совокупность структур, работающих и управляемых по каким-то правилам. В 90-е годы что-то подобное намечалось и у нас, но сейчас ведь этого нет.

 

Бюрократия есть, есть верховное начальство, которое ее осеняет, а политическая система отсутствует. Начальствующие лица у нас сами себе система и признают только ручное управление, которое и является отрицанием любого организованного общественного строя. Шутки ради, эпоха Путина выбрала для себя на старте девиз «стабильность», хотя трудно найти в истории такой длительный отрезок времени, когда бы все властные структуры и все формальные правила безостановочно переделывались и пересочинялись.

 

Стабильны только руководящие лица в федеральной власти.

Названия должностей и их расстановка непрерывно меняются, но при каждой очередной перетасовке прежний начальник опять находит себя в руководящем кресле. Кланы и их вожди – все; политическая система – ничто. Она лишь совокупность временных построек, сносимых и заново возводимых почти ежегодно.

 

Понятно, что парламент у нас фиктивный. Но еще и сама форма его фиктивности сочиняется заново для каждого очередного созыва. За последние десять лет, пожалуй, ни одна чиновничья должность и ни одна выборная структура не заполнялись и не избирались дважды по одним и тем же правилам. Считается, что блюстители законов сами их не уважают. А есть ли у нас хоть один важный закон, который располагает к уважению, который бы за эти годы не был радикально переписан, и притом не по разу? Федеральный бюджет, который хоть однажды выполнили бы без переделок?

 

Пенсионная система, которая хоть пару лет прожила бы без очередной «пенсионной реформы»?

Легко ли блюсти то, что очередной раз переделывали вчера и наверняка переделают завтра?

 

Вместо политической системы – номенклатура, которая присягнула вертикали и после этого абсолютно свободна в своих решениях, за исключением тех случаев, когда они отменяются приказом сверху либо неожиданно сильным давлением снизу, либо – все чаще и чаще – самой жизнью.

 

Будем считать, что над страной ставится эксперимент – сколько лет можно существовать без государственного строя, но зато с ежедневными рекламными клипами о благодеяниях начальствующих лиц и их победоносных перебранках с начальниками из других стран. Ощущение, что эксперимент затянулся, кажется, делается массовым.